Советский период, вплоть до конца 1980-х гг, был временем становления коммунизма и борьбы с «буржуазной идеологией». Система образования также не оставалась в стороне от идеологической борьбы. Все школьные советские программы несли единую идеологическую установку, нацеливавшую учителя на эту борьбу. На протяжении многих десятилетий ничего не менялось.

Так, подводя итоги 1936-1937 учебного года, НАРКОМПРОС СССР особо подчеркнул, что преподавание литературы должно вестись на высоком идейно-политическом уровне: «Работа учителя вообще, словесника в особенности, не может быть полноценной, если она не основана на высоком идейно-политическом уровне. Задача коммунистического воспитания подрастающего поколения, поставленная партией и правительством перед советским учительством, не может быть решена сколько-нибудь удовлетворительно, если сами преподаватели не возьмутся по-настоящему за овладение большевизмом». [38. С. 45]. В связи с этим, как утверждается в работе, учитель должен был систематически обновлять свои знания по большевизму, а также следить за развертывающейся в литературе идейно-политической борьбой, «быть политически бдительным в подборе литературно-критического материала и в использовании всевозможных методразработок нередко сомнительного качества, <...> осуществлять на уроках и в кружках литературы коммунистическое воспитание» [38. С. 61].

Данная установка, ориентирующая учителя литературы на идеологическую борьбу, достаточно четко отражается и в последних программах советского периода, выпущенных в 1980-х гг.. Как указывается в объяснительной записке к программе по литературе 1983 года, учитель должен был «средствами своего предмета учить их (учеников) отстаивать коммунистическую идеологию, вести наступательную борьбу против буржуазного влияния, формировать непримиримое отношение к любым проявлениям буржуазной идеологии, к религиозной мещанской морали [34. С. 6]. Согласно советским школьным программам, литература относилась к разряду идеологических предметов. Ее главной целью было «воспитание высоких моральных качеств убежденного строителя коммунистического общества» [34. С. 5].

Теме литературной борьбы за светлое будущее коммунизма были посвящены все первые, так называемые передовые, статьи журнала «Литература в школе». Например, вышеназванный журнал № 1 1966 года открывался статьей «За идейность и научность преподавания – против субъективизма», автор которой утверждал, «что литература в школе – идеологическая дисциплина, а учитель – словесник на переднем крае борьбы» [8. С. 3]. Журнал № 3 того же года открывался статьей «На пути к коммунизму» [25], а журнал «Литература в школе» № 4 1979 г. – статьей «Идеологический характер труда учителя» [9].

Помимо обоснования необходимости идеологической борьбы для учителей-словесников в различных советских учебно-методических указателях особое внимание уделялось методам изучения художественной литературы. Так, в одной из рабочих хрестоматий для комвузов, совпартшкол и самообразования, выпущенной в 1928 г., подчеркивалось, что при изучении литературного произведения обязательно сначала необходимо ознакомиться с той эпохой, в которую оно возникло, а затем в контексте этой эпохи рассмотреть творчество какого-либо писателя. При таком подходе, как утверждается в хрестоматии, становится очевидным, что в творчестве Пушкина выражались «запросы и настроения либерального дворянства, нарождающегося капитала», у Гоголя - «примитивная жизнь захолустных помещиков» [6. С. 9], Гончаров и Островский являлись представителями нарождающегося искусства буржуазии, а М. Горький «соорганизовал» в литературе силы нового класса — пролетариата. Следующий метод изучения литературного произведения был связан с определением своеобразия классовой психологии и идеологии отдельного писателя, а также учетом идеологических надстроек. И лишь в последнюю очередь учитывались литературные влияния, а также особенности биографии писателя. При этом при учете литературных влияний также было необходимо увидеть совпадения в классовой психологии и идеологии (к примеру, Пушкин «увлекался Байроном в пору своего социального отщепенства, характерного и для английского поэта» [6. С. 12]), а биографию писателя нужно было рассматривать только в связи с социальными характерными особенностями эпохи.

Подобная методика изучения литературного произведения была предложена и В.В. Голубковым, М.А. Рыбниковой в работе «Изучение литературы в школе II ступени: Методика чтения» (1929) [3]. В качестве основных приемов работы с художественным текстом авторами были выделены такие методы, как согласование литературного чтения с курсом обществоведения; установка учителя вычитывать в тексте только то, что нужно в плане стоящих перед ним идеологических задач; анализ произведения с точки зрения классовой идеологии, оценка каждого героя как представителя какого-либо класса: «Жизнь класса, классовые противоречия, борьба на почве создавшихся производственных отношений — все это, в сущности, ощущается как основной стержень работы, в порядке нашей методологической установки» [3. С. 35]; учет социальной принадлежности автора произведения, а также его классовой ориентации: «Наш анализ, марксистски поставленный, откроет нам глаза не только на героев, но и на автора, который властно их направляет и все собою в литературе обуславливает, - будучи со своей стороны обусловленным собственною классовой психоидеологией» [3. С. 36].

Оценка произведения с точки зрения классовой идеологии являлась основополагающим методом при изучении русской литературы в советской школе. Например, в вопроснике по русской литературе 1928 г., составленном М.А. Рыбниковой [39], очень много заданий, связанных с выявлением классовых особенностей тех или иных произведений: «Пушкин — о судьбах своего класса (Евгений Онегин, Медный Всадник, Моя родословная); «Кем и как оттеняются купеческие свойства главных героев. Представители других классовых групп в пьесах Островского; их свойства и отношения к купцу» (о пьесе Островского «Гроза») [39. С. 63]; “Старики Базаровы и старики Кирсановы, как представители различных классов. Базаров как разночинец. Черты его классовой идеологии» (о романе Тургенева «Отцы и дети» [39. С. 62]; “Классовые противоречия в изображении Некрасова» [39. С. 68]; “Что родового и классового, от отцов к детям, дает Толстой в характерах молодых Курагиных, Ростовых, Болконских» (о романе Л. Толстого «Война и мир») [75]; “Романы Толстого, в их связи с эпохой 60-70-х годов и с классовыми симпатиями автора» [39. С. 80].

Помимо оценки литературных произведений с точки зрения классовой идеологии в вопроснике 1928 г. достаточно много заданий, связанных с анализом текстов, прежде всего, в социальном аспекте, в контексте общественно-политических отношений и так называемой освободительной борьбы: «Степень отзывчивости Пушкина на жизнь общественную и политическую», «Какими сторонами общественной жизни и какими событиями историческими питалась революционная мысль молодого Пушкина» [39. С. 11]; “Крестьянский вопрос в пушкинскую пору. Отношение Пушкина к крепостному праву»; «Отображение крепостного права в «Мертвых душах» Гоголя», «Насколько близок автору «Мертвых душ» крепостной крестьянин» [39. С. 48]; “Тургенев и его мать в отношении к крепостному праву» [39. С. 51]; “Какими социально-экономическими условиями создавались Рудины» [39. С. 59]; “Критика капиталистического государства в «Воскресении» Толстого» [39. С. 83]; “Рассказы Чехова, как отображение общественного умонастроения реакционной эпохи» [39. С. 103]; “Социальная и историческая обусловленность тургеневского и чеховского подхода к крестьянину» (Чехов «Мужики») [106]; “Картины капиталистического города в рассказе Горького «Челкаш» [39. С. 114].

Нетрудно догадаться, что подобный сугубо социальный подход, связанный также с поиском классовых особенностей героев или автора, часто приводил к искаженной интерпретации произведений.

Курс преподавания литературы в школе «основывался на марксистско–ленинских теоретических и методологических принципах связи искусства с жизнью» [34. С. 5]. Учитель был обязан «организовать систематическое изучение трудов Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина в целях более прочного и глубокого усвоения марксистско-ленинских принципов изучения художественных произведений» [38. С. 62], а также доступно и широко раскрыть основополагающие идеи работ В.И. Ленина по вопросам литературы и искусства. В школьных программах печаталось специальное приложение «О работе с произведениями В.И. Ленина на уроках литературы в VIII-Х классах общеобразовательных школ», которое было призвано помочь учителю в осуществлении столь ответственной миссии.

В Х классе в обязательном порядке изучалась статья В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература», в которой великий вождь всех времен и народов утверждал, что «Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, <...> составной частью организованной, объединенной социал-демократической и партийной работы» [21]. Опираясь на эту статью, учитель должен был особо подчеркнуть принцип партийности литературы, обоснованный В.И. Лениным.

Особо значимой для школьного изучения русской литературы явилась статья В.И. Ленина «Памяти Герцена» [20]. Систематический курс 8-10 классов, основанный на историко-литературном принципе, опирался на ленинскую периодизацию освободительного движения, которая была сформулирована именно в этой статье. В данной работе В.И. Ленин указал на три поколения, три класса, действовавшие в революции. Первый класс – это дворяне, помещики, декабристы и Герцен. Дворянский период был с 1825 по 1861 год. Второй период был разночинский, или буржуазно-демократический, с 1861 по 1895 год. Третий период – пролетарский, с 1895 года. Таким образом, русская литература изучалась в школе в аспекте трех этапов освободительного движения. В 8 классе изучался дворянский период, начиная с Грибоедова (первый этап освободительного движения), в 9 классе — разночинский, (второй этап освободительного движения), в 10 – пролетарский (третий этап освободительного движения). Все, что было написано до первого этапа, давалось как подготовка к освободительному движению. Большое количество часов в школьных программах уделялось конкретно советской литературе.

Религия и все, что с ней было связано, объявлялось частью буржуазной идеологии. Негативное отношение к религии также обосновывали цитатами из работ В.И. Ленина, высказывания которого относительно данного вопроса неоднократно приводились многими советскими учеными, в частности, литературоведами в тех исследованиях, в которых так или иначе затрагивалась религиозная проблематика. Например, С. Позойский в книге «К истории отлучения Льва Толстого от церкви» [32] особо подчеркивает, что В.И. Ленин видел в религии опасность и считал, что «всякая, даже самая утонченная, самая благонамеренная защита или оправдание идеи бога есть оправдание реакции», так как идея бога «всегда усыпляла и притупляла “социальные чувства”, подменяя живое мертвечиной, будучи всегда идеей рабства». [32. С. 48]. Опираясь на данную цитату, С. Позойский далее утверждает, что «евангельские заповеди родились первоначально в среде раннехристианских общин и выражали идеологию рабов, их бессилие и бесплодные надежды; позже из идеологии угнетенных масс христианство превратилось в официальную религию эксплуататорского государства, в орудие духовного и социального порабощения трудящихся» [32. С. 49].

В аспекте такой ее интерпретации советской идеологией религия порицалась, с ней необходимо было бороться, и учитель, который должен был быть на переднем крае борьбы, не мог с этим не считаться.

Понимание христианства как религии рабов, отрицание глубоких евангельских идей смирения и всепрощения, необходимость идеологической борьбы с религиозностью сильно повлияли на преподавание тех произведений литературы, которые несли в себе христианское, духовное начало.

В связи с царящей в стране идеологией и воспитательными задачами, которые ставил перед собой предмет «Литература», происходил тщательный отбор произведений, и давалось определенное, необходимое для идеологии толкование. Очень часто смысл произведений при этом искажался.

Данная тенденция проявлялась на всех этапах изучения русской литературы, начиная с древнерусского периода. Школьные программы по литературе за 1983 и 1984 годы показали, что в советской школе очень мало времени уделялось древнерусской литературе. Особое внимание при ее изучении акцентировалось на воинских повестях, восхваляющих освободительную борьбу за родную землю. В пропедевтическом курсе в 5 классе изучалась «Повесть о Евпатии Коловрате», в которой акцент делался на прославлении патриотического подвига русских воинов и находилось сходство Евпатия Коловрата с былинными героями. В систематическом курсе в 8 классе изучалось «Слово о полку Игореве», где также делался акцент на патриотическом подвиге князя и его дружины.

Совершенно не говорилось о религиозном характере древнерусской литературы, не преподавались духовные произведения. Это также подтвердил обзор школьных учебников за 1970-80е гг. Так, в учебном пособии по русской литературе под С.М. Флоринского 1970 г. указывалось на то, что основной темой лучших произведений древнерусской литературы «была тема Русской земли, ее созидание и укрепление, борьба с врагами за независимость» [42. С. 21], что, изображая исторические события, древнерусские писатели стремились пробудить в читателях патриотические чувства: «Так уже в древнерусской литературе определялась общественная направленность ее произведений». [42. С. 21].

О религиозном, православном характере древнерусской литературы тщательно умалчивалось. При обзоре летописания в учебном пособии С.М. Флоринского также особо акцентировался патриотизм летописца и ничего не говорилось о его христианском мировоззрении. Лишь упомянув о разнообразии жанров произведений древнерусской литературы, Флоринский отметил наличие в ней церковных сказаний. Подводя итоги развития древнерусской литературы, С.М. Флоринский указал на то, что основной темой ее лучших произведений «Была тема Русской земли, ее созидание и укрепление, борьба с врагами за независимость» [42. С. 21], и что, изображая исторические события, древнерусские писатели стремились пробудить в читателях прежде всего патриотические чувства: «Так уже в древнерусской литературе определилась общественная направленность ее произведений» [42. С. 21].

В учебнике под редакцией Н.И. Громова за 1977 год уже кратко указывалось, что «многие литературные памятники Древней Руси связаны с религией (церковные проповеди, «жития святых») [37. С. 13]. Однако при этом слова «жития» и «святые» непременно брались в кавычки. В этом же учебнике подчеркивалось наличие религиозных мотивов в древнерусской литературе, однако далее эта мысль не развивалась.

Журналы «Литература в школе» советского периода тоже очень мало места уделяли древнерусской литературе. Если и печатались статьи, то они также были посвящены светским произведениям, воинским повестям и акцент делался на их патриотических идеях.

В качестве примеров можно привести несколько статей из вышеназванного журнала. Так, в журнале «Литература в школе», 1966 г. №3 была напечатана статья Я.Г. Нестурх «Первая тема в курсе VIII класса», посвященная «Слову о полку Игореве» [26], в которой автор особо подчеркивает в «Слове» патриотические идеи, а также акцентирует значимость данного произведения как исторического памятника для литературы и в целом культуры Древней Руси. Особую акцентуацию патриотических идей в древнерусских произведениях можно обнаружить и в статье А.С. Елеонской «Куликовская битва и русская литература» (Литература в школе — 1980 — № 4), посвященной 600-летию Куликовской битвы [7]. В ней автор анализирует произведения, посвященные этому событию, - «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище» - а также предшествующую этой битве «Повесть о разорении Рязани Батыем», и подчеркивает глубокий патриотический пафос этих произведений, а также связь их с последующей литературой, в частности, циклом стихотворений А. Блока «На поле Куликовом».

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в советский период в школьном изучении древнерусская литература преподавалась как литература патриотическая, воспевающая борьбу русского народа за родную землю. Приоритет в изучении был отдан военным повестям. Такой отбор произведений вполне соответствовал советской идеологии. В связи с этим не упоминалось и о религиозности древнерусской литературы, не изучались произведения, имеющие ярко выраженную христианскую проблематику.

В русле советской идеологии не говорилось и о православном характере всей русской литературы, о ее духовных, христианских традициях. Замалчивали о религиозных мотивах в творчестве русских писателей.

Литература XVIII века в школьном пропедевтическом курсе советского времени не преподавалась вообще. Она давалась обзором лишь 7 классе.

В творчестве М.В. Ломоносова особо акцентировалась проведенная им реформа русского литературного языка, а также «прославление родины, мира, науки и просвещения в его произведениях («Ода на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны 1747г.», «Разговор с Анакреоном»)» [34. С. 34]. Религиозная концепция писателя и произведения, написанные им на христианские темы («Утреннее размышление о Божием величестве», «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния», «Переложение псалма 103») в школе даже не упоминались.

В аспекте изучения литературы XVIII давалась краткая характеристика творчества Г.Р. Державина. Акцент делался на «обличении несправедливой власти, взгляде Державина на поэта и поэзию («Властителями и судьями», «Памятник»)» [34, С. 34]. Его ода «Бог» и другие произведения, написанные на христианские темы, в школе не преподавались.

Более подробно изучалось произведение Д.И. Фонвизина «Недоросль», при анализе которого акцент делался «на обличении невежества, безнравственности помещиков–крепостников, на проблеме воспитания истинного гражданина» [34, С. 34].

Особое внимание уделялось творчеству А.Н. Радищева, «первого русского революционера» [34, С. 34]. Его «Путешествие из Петербурга в Москву», - гневный протест против крепостного права и самодержавия, угнетения человека человеком, призыв к революционному действию» [34. С. 35] как нельзя лучше удовлетворяло требованиям советской идеологии. Поэтому главы из произведения Радищева изучались более глубоко, в обязательном порядке приводилось высказывание В.И. Ленина о Радищеве (из статьи «О национальной гордости великороссов» [19]).

Очень подробно изучалось в школе творчество А.С. Пушкина, произведения которого также анализировались в русле советской идеологии. Так, уже в 5 классе при изучении некоторых стихотворений поэта в них прежде всего подчеркивались патриотические мотивы («Зимнее утро» - выражение любви поэта к родине природе, «Москва…Как много в этом звуке…»- патриотические чувства поэта)» [34. С. 18]. Большое количество часов отводилось на изучение романа «Дубровский», в котором акцентировалось «критическое изображение русского барства, губительное влияние крепостничества на окружающих, протест Владимира Дубровского против беззакония и несправедливости, сочувственное отношение писателя к бунту крестьян против Троекурова» [34. С. 18]. В 6 и 8 классах давалась так называемая вольнолюбивая лирика («Узник», «Анчар», «Во глубине сибирских руд»), подчеркивалась «ненависть поэта к произволу и деспотизму, вера в светлое будущее родины» [34. С. 28].

В русле советской идеологии в 7 классе изучалась повесть Пушкина «Капитанская дочка», при анализе которой учителю было необходимо дать положительную оценку русскому бунту против самодержавия и его главному зачинщику Пугачеву, а также убедить учеников, что это положительное отношение есть отражение позиции самого Пушкина. Пример такого анализа данного произведения можно увидеть в работе, посвященной подведению итогов 1936-1937 учебного года, где повести «Капитанская дочка» уделяется особое внимание в связи с тем, что в одной из школ Ленинграда она была дана ученикам не так, как того требовала официальная доктрина. Преподаватель Качаунова предложила ученикам сравнить образы Пугачева и Екатерины, исходя из текста произведения и делая при этом записи, из которых стало очевидным, что Екатерина изображена с явной авторской симпатией, а Пугачев — сугубо отрицательно: «Сверкающие глаза. Красная рожа. Мрачно смотрел. Выражение неизъяснимое» [38. С. 55]. По мнению критикующих преподавателя Качаунову, «пушкинская трактовка образов Пугачева и Екатерины здесь искажена, эти записи способны вызвать только чуждые нам эмоции, чуждое нам отношение к этим образам» [38. С. 55]. Как утверждается в работе, «Капитанская дочка» написана от лица Гринева, а значит, нельзя ставить знак равенства между высказываниями Гринева и Пушкина. И Пугачев Пушкиным якобы оценивается положительно: «Если сопоставить два действующих и противодействующих стана в повести, то нетрудно убедиться, что разума, организованности, смысла, целенаправленности гораздо больше у Пугачева, чем у екатерининского стана. Пугачев не случайно изображается как вожак народа, между Пугачевым и народом нет пропасти непонимания» [38. С. 55]. И поэтому характеристика пугачевского движения как «бунта бессмысленного и беспощадного» принадлежит, согласно советской трактовке, Гриневу, а для Пушкина «это было народное движение, известным образом организованное и целенаправленное» [38. С. 55]. Именно таким образом в советское время интерпретировалась повесть А.С. Пушкина «Капитанская дочка».

В 8 классе обзорно изучалось все творчество Пушкина, и имя поэта относилось к литературе первого периода русского освободительного движения. Как указывается в советских школьных программах, в творчестве Пушкина особо подчеркивались вольнолюбивые мотивы его лирики, политические эпиграммы, связь поэта с декабристами, «верность декабристским идеям» [34. С. 36].

В стихотворении «Пророк» акцентировалась мысль о высоком назначении поэта, но ничего не говорилось о Божественной истине и особой миссии, доверенной пророку Богом.

Произведение «Борис Годунов» интерпретировалось лишь как реалистическая трагедия, а Борис Годунов характеризовался не столько как человек с нечистой совестью, но как мудрый, способный на добрые и высокие дела правитель. Трагедию народа видели в его пассивности, позволении управлять собой монарху. Старец Пимен был объявлен внутренним «двойником» Пушкина, так как он летописец и тоже пишет историю. Не было даже упоминания о его религиозной позиции, на которой построено все произведение: «Прогневали мы Бога, согрешили».

Ничего не говорилось о безверии, которое стало объединяющей темой «Маленьких трагедий». В них подчеркивалось лишь изображение человеческих страстей (скупость, зависть и др.) и не указывался их главный источник.

Очень подробно изучался роман «Евгений Онегин». Но типичность характера героя объяснялась условиями среды, «исторической и общественной обусловленностью» [34. С. 37], а не внутренней опустошенностью, связанной с отсутствием духовных ценностей.

В учебном пособии С.М. Флоринского дается обзор творчества А.С. Пушкина, при котором анализ произведений писателя делается так же в русле советской идеологии. Например, в повести «Пиковая дама» подчеркивается «тема губительной власти денег» [42. С. 118], а в романе «Дубровский» - «тема крестьянского восстания» [42. С. 118]. В образе Евгения Онегина Пушкин, по мнению автора учебника, «показал тот путь, которым шла часть дворянской интеллигенции его времени, - искания в отрыве от общества и народа. Пушкин осудил этот путь героя-индивидуалиста, делающие его общественно-бесполезным «лишним» человеком» [42. С. 139]. А в повести «Капитанская дочка», в которой основной темой является крестьянское восстание под руководством Пугачева, «настоящим главным героем следует считать вождя крестьянской войны, хотя внешне таким героем выступает П.А. Гринев» [42. С. 165]. Как утверждается в учебнике, Пугачев справедлив, великодушен, отзывчив, милостив и добр, и в повести есть лишь одна суровая расправа Пугачева — с Мироновыми и Иваном Игнатьевичем, но и она не является злодейством, а есть «акт законного народного возмездия классовым врагам» [42. С. 167]. И в целом, все творчество Пушкина, с точки зрения С.М. Флоринского, связано с революционно-освободительным движением народа, так как Пушкин - «родоначальник самого передового для своего времени русского критического реализма, явившегося результатом связи передовой русской литературы с народом, с его освободительной борьбой» [42. С. 177].

Таким образом, А.С. Пушкина в школе относили к категории писателей-реалистов, обличающих самодержавный строй. Особо подчеркивалось, что Пушкин всегда оставался верен идеям декабристов, и вообще, по сути, был почти революционер. Такой взгляд на творчество поэта вполне удовлетворял требованиям советской идеологии. Поэтому делался сильный акцент на его свободолюбивой лирике, искажалась интерпретация произведений («Капитанская дочка», «Борис Годунов» и др.), не было упоминания о христианских мотивах в творчестве и православной концепции писателя.

Еще сложнее обстояло дело с творчеством Н.В. Гоголя, чье имя, как и имя Пушкина, по ленинской периодизации относилось к литературе первого этапа освободительного движения. Вслед за советским литературоведением школа трактовала Гоголя как яркого писателя–реалиста, активного борца против крепостничества и самодержавия.

Анализ школьных программ за 1983, 1984 и 1987 годы показал, что первым произведением Гоголя, изучавшимся на уроках, являлась его повесть «Тарас Бульба», которая давалась в 6 классе. Особое внимание уделялось героической борьбе запорожских казаков за родину, прославление патриотических подвигов Тараса Бульбы, осуждению предательства Андрия. «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» предлагались для дополнительного чтения в 5 и 6 классах.

В 7 классе на уроках рассматривалась комедия Гоголя «Ревизор», в которой акцентировалось «разоблачение социальных и нравственных пороков чиновников царской России» [34. С. 28]. А в 8 на фоне общего обзора жизни и творчества писателя, текстуально изучалась поэма «Мертвые души», в которой особо выделялось сатирическое изображение помещиков и чиновников, панорамное воссоздание самодержавной России и всех мерзостей крепостнического строя. Для дополнительного чтения в 8 классе предлагались «Миргород», «Портрет» и «Шинель». При изучении данных произведений учитель должен был особо подчеркнуть критический реализм Н.В. Гоголя, борьбу писателя против самодержавно-крепостнического уклада.

С.М. Флоринский, давая в своем учебном пособии полный обзор творчества Н.В. Гоголя, интерпретировал его в русле советских литературоведческих исследований, посвященных творчеству писателя (Н.Л. Степанов [40], С.В. Машинский [22] и др.). Так, трактуя «Вечера на хуторе близ Диканьки», С.М. Флоринский обнаружил в данном цикле полноту жизни народа и препятствующую ему враждебную силу, воплощенную в страшных образах угнетателей этого свободолюбивого народа: «И пока существуют в мире злые силы, не может быть для народа подлинного счастья и безоблачной жизни. Окружающая Гоголя крепостническая действительность ясно говорила ему о тяжкой судьбе человека в этом жестоком мире, о жизненных невзгодах, о человеческом горе» [42. С. 215].

Анализируя повесть «Вий», С. Флоринский указал на обилие в ней фантастики, но при этом подчеркнул, что данное произведение все-таки написано в русле критического реализма, так как в этой повести «так же как и в повестях ”Вечеров”, симпатии писателя на стороне людей простых, полных сил, здоровья». [42. С. 216].

В повести «Тарас Бульба» С.М. Флоринский особо подчеркнул героизм казаков, их любовь к родине. Тарас Бульба в данном учебнике характеризуется как «горячий патриот, люто ненавидящий врагов своей родины, верный народу грозный мститель за угнетенных, мудрый и отважный полководец, крепко державшийся казацкого товарищества, не дрогнув убивающий своего родного сына, изменившего родине и товариществу» [42. С. 217].

Поэма «Мертвые души» в учебнике С.М. Флоринского также давалась в духе советской трактовки. Религиозная проблематика произведения не затрагивалась, ничего не говорилось о его религиозном замысле, хотя и упоминалось о том, что задуманы были три тома. Как утверждает С.М. Флоринский, в поэме показывается прежде всего, «как на почве крепостничества складывались разные типы крепостников и как крепостное право в 20-30-х годах XIX века, в связи с ростом капиталистических сил, приводило помещичий класс к экономическому и моральному упадку» [42. С. 228], а в образе Чичикова показаны типичные черты «хищника, «подлеца», «приобретателя» буржуазной складки, порожденного первоначальной стадией капиталистического накопления» [42. С. 235].

Таким образом, в учебном пособии по русской литературе С.М Флоринского творчество Н.В. Гоголя интерпретировалось в аспекте советской идеологии.

Учебник для 8 класса под редакцией Н.И. Громова 1977 г. давал несколько иное истолкование «Вечеров», которое однако также соответствовало советской трактовке творчества писателя: «Истинная поэзия создается народом - вот та мысль, которую доказывает автор» [37. С. 209]. Авторы учебника делали акцент на почти идеальных героях Гоголя: «Эти люди живут просто, естественно, красиво. В их мире добро торжествует над злом, любовь - над ненавистью, красивое – над безобразным» [37. С. 209]. Авторы справедливо подчеркнули переплетение реальной действительности с фантастическим вымыслом, однако функция инфернальных образов, которыми столь насыщены данные повести, интерпретировалась в учебнике крайне искаженно: «Наряду с людьми действуют мистические силы. Ведьмы и черти вмешиваются в жизнь героев, нередко служат им, способствуя устранению препятствий на пути людей к счастью. Похождения чертей, ведьм и колдунов вызывают не страх, а веселый смех» [37. С. 209]. При этом в данном учебнике также указывалось, что есть в книге Гоголя и грустные нотки, и они, конечно, были оттого, что талантливый народ угнетен и лишен свободы: «В каждой повести Гоголь дает почувствовать, что над народом стоит темная и страшная сила власти». [37. С. 210].

Но если в «Вечерах» о реальных условиях жизни народа Гоголь говорит глухо, намеками, то в «Миргороде», пишется в учебнике, «Гоголь выступил как ученик и последователь основоположника критического реализма Пушкина, который показал в своих художественных произведениях, что характер героя формируется под влиянием среды, социальных условий». [37. С. 210]. Авторы учебника указали на понимание Гоголем того, что зло заложено в самом обществе, в крепостническом укладе русской жизни. «Но он не призывал к насильственному изменению веками сложившихся несправедливых общественных порядков. Ему казалось, что его современники могут вести иной, более человеческий образ жизни. А для этого надо показать, как они низко пали, и тем самым помочь им нравственно возродиться, найти в самих себе человека. Эту благороднейшую задачу и поставил перед собой автор «Миргорода» [37. С. 210].

Таким образом, советские учебники интерпретировали творчество Н.В. Гоголя весьма искаженно, в духе советской идеологии. Та же самая тенденция прослеживалась и в специальных книгах, выпускавшихся дополнительно к учебникам, в которых давались более подробные методические указания к разработке уроков по творчеству того или иного писателя. Так, в 1951 г. вышла книга В.И. Стражева «Н.В. Гоголь. Добавление к учебнику ”Русская литература для 8-го класса средней школы”» [41], где творчество писателя также интерпретировалось в духе советской трактовки. В первых главах этой книги давалась развернутая историческая справка о 30-40—х годах XIX века, подчеркивалась жестокость правления Николая I, наличие крепостного права, важность освободительного движения 40-х годов. Н.В. Гоголь объявлялся В.И. Стражевым писателем-реалистом, отразившим в своих произведениях типические черты современной ему эпохи, боровшимся против несправедливости: «Нам Гоголь дорог как великий патриот, который верил в необъятные силы своего народа, который своим обличением темных сторон крепостной жизни помогал прогрессивным деятелям русской культуры в их борьбе за лучшее будущее» [41. С. 58]. В духе советской трактовки В.И. Стражев интерпретирует и произведения Н.В. Гоголя. Так, фантастика в «Вечерах» объявляется им «порождением народных наивных поверий» [41. С. 31], а повесть «Тарас Бульба», по мнению исследователя, «вся проникнута пафосом любви к отчизне и борьбе за нее» [41. С. 35], и смерть Андрия есть справедливое возмездие за измену родине.

В журнале «Литература в школе» в советский период статьи, посвященные творчеству Н.В. Гоголя, печатались довольно редко, и произведения писателя в них также интерпретировались в духе советской идеологии. В качестве примера можно указать на статью В. Плучека «Зачем мы играем Ревизора» (Литература в школе — 1979 — №1) [31].

Следует особо отметить, что в советский период в школе даже не упоминалось о глубокой религиозности Н.В. Гоголя, о том, что все свое творчество он посвятил цели воцерковления читателей, указания им пути к Богу. Ничего не говорилось о публицистическом произведении «Выбранные места из переписки с друзьями», в котором Гоголь попытался обосновать свою христианскую концепцию, о его попытке попробовать себя духовным писателем в работе над «Размышлениями о Божественной Литургии». Н.В. Гоголя, как и А.С. Пушкина, относили к категории критических реалистов, отразивших темные стороны самодержавно-крепостнического строя.

С точки зрения советской трактовки и потому весьма искаженно в школе интерпретировались произведения и других русских писателей-классиков. Так, в пьесе А.Н. Островского «Гроза» с опорой на статью разночинца Н.А. Добролюбова «Луч света в темном царстве» особо подчеркивали протест Катерины против гнета самодуров в лице Кабанихи и Дикого. Однако помимо этого чисто внешнего конфликта советская школа выявляла в пьесе и другой — внутренний конфликт, происходящий в душе главной героини, и связанный с ее религиозностью, которая, согласно советской трактовке, относилась к пережиткам «темного царства»: «И все же некоторые представления «темного царства» проникли в сознание Катерины: она отравлена религиозными предрассудками. <...> Религиозные предрассудки заставляют молодую женщину воспринимать светлое человеческое чувство любви как наваждение, как смертный грех» [10. С. 66]. Таким образом, в советском школьном учебнике религиозность героини порицалась, а самоубийство, которое героиня совершает в конце пьесы, расценивалось не как грех, а как единственное средство борьбы против самодурства «темного царства» и со ссылкой на мнение Добролюбова доказывалось, что в образе Катерины воплотилась идея освобождения, и поэтому героиня одерживает нравственную победу над «внешними силами, сковывавшими ее свободу, и над темными представлениями, сковывавшими ее волю и разум» [10. С. 67].

В творчестве И.С. Тургенева особо внимательно изучался роман «Отцы и дети». Образ Базарова оценивался положительно, как «новый тип передового деятеля — разночинца-демократа, человека дела, а не фразы, проникнутого горячим стремлением бороться во имя изменения общественного строя России» [10. С. 87]. Слово «нигилист» понималось как синоним слову «революционер», и потому нигилизм Базарова также оценивался положительно, а основной конфликт романа находили «не столько между представителями разных поколений, сколько между аристократами и демократами, между либералами и революционерами-разночинцами» [10. С. 93]. Особое внимание уделяли мнению В.И. Ленина о Тургеневе, который высоко оценивал творчество писателя, но и не умалчивал об ошибках в его взглядах, так как Тургенева «пугала опасность кровавой революционной войны крестьян против угнетателей, он надеялся на возможность улучшения жизни России с помощью постепенных реформ» [10. С. 108].

Особое внимание в советской школе уделялось творчеству Н.Г. Чернышевского, историческая роль которого «состояла в том, что он возглавил второй, разночинский период освободительного движения в России» [10. С. 111]. Чернышевского называли вождем революционной демократии, особо подчеркивали, что Ленин в своих сочинениях очень часто обращался к имени данного писателя и очень высоко оценивал его творчество: «Для Ленина Чернышевский — это самый яркий, самый последовательный выразитель важнейшей исторической тенденции — тенденции революционно-демократической, отвечающей коренным интересам России, русского крестьянства» [10. С. 129]. В романе Чернышевского «Что делать?» находили выражение идеалов русских революционных демократов 1850-60-х годов, их духовный мир, нравственность и личные отношения, революционный оптимизм. Особо подчеркивалось, что Чернышевский вслед за Пушкиным. Гоголем, Герценым стремился убедить читателя, что все злое в людях порождают дурные обстоятельства, но эти обстоятельства, по мнению писателя, «могут быть изменены только насильственным, т.е. революционным путем» [10. С. 134]. В связи с этим роман «Что делать?» назывался «школой высокой нравственности, мужества, революционной стойкости» [10. С. 143].

Насильственные революционные методы борьбы в русле советской идеологии оценивались положительно. Данную тенденцию особенно отчетливо можно было обнаружить при интерпретации поэзии революционного народничества. Так, в пособии для учителей Н.В. Осьмакова «Родина. Народ. Революция» [28], в котором рассматриваются основные этапы развития русской революционной поэзии XIX - начала XX века, данному вопросу уделяется особое внимание. Останавливаясь на стихотворениях таких поэтов-революционеров, как П.Ф. Якубович, Н.А. Морозов, А. Ольхин, С. Кравчинский и др., автор пособия особенно подчеркивает в них оправдание террора, мотивы мести, призыв к справедливому возмездию за преступления царизма: «Мрачные картины жандармского произвола и правительственных репрессий рисуются автором стихотворения для оправдания террористического акта революционных народников, для подтверждения мысли, что террор вызван не прихотью или кровавыми наклонностями (такая версия была распространенной в реакционной печати, а тяжелым положением народа, репрессиями правительства по отношению к свободомыслящей интеллигенции» [28. С. 69]. Таким образом, террор оправдывался. Несмотря на то, что Н.В. Осьмаков подчеркивает, что террористический метод борьбы революционных народников был ошибочен и бесперспективен, он все же считает, что «было бы несправедливо не видеть, как поэты на материале террористической борьбы <...> звали к решительной борьбе с самодержавием и его слугами» [28. С. 73]. В связи с этим поэзия революционного народничества оценивается им очень высоко и особо акцентируется то, что воспевание подвигов революционеров-одиночек отражало ту стратегическую линию борьбы с самодержавием, которая началась еще в далеком прошлом и «проходила через творчество Радищева, Пушкина, Рылеева, Лермонтова и Некрасова» [28. С. 73].

Наиболее сложно в советское время обстояло дело с изучением творчества Ф.М. Достоевского, который открыто не принимал насильственные, революционные методы борьбы. Опровергнуть религиозность писателя было невозможно, однако уже в 1920-е годы произведения Достоевского интерпретировались, прежде всего, с точки зрения социальной проблематики. Так, в вопроснике по русской литературе 1928 г., составленном М.А. Рыбниковой, имеются задания по таким произведениям Достоевского, как «Бедные люди», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», которые явно направлены на анализ текстов именно в социальном аспекте, в связи с чем герои Достоевского рассматриваются в их борьбе за существование, преступление Раскольникова мотивируется его бедственным положением, а в «Братьях Карамазовых» особое внимание уделяется решению социального вопроса, «выраженного Снегиревым», а также классовой оценке образов романа: «Ф.П. Карамазов, как тип барина-крепостника. Различные виды барства в Иване и Митеньке. Градации «лакейства» в романе. Смердяков, как продукт разложения крепостнического быта» [39. С. 96].

В 1930-50-х годах творчество Ф.М. Достоевского в СССР было запрещено. Негативное отношение советской власти к творчеству писателя во многом опиралось на отрицательное отношение к нему В.И. Ленина: «На эту дрянь у меня нет свободного времени». «Морализирующая блевотина», «Покаянное кликушество» (о «Преступлении и наказании»). «Пахучие произведения» (о «Братьях Карамазовых» и «Бесах»). «Явно реакционная гадость, подобная «Панургову стаду» Крестовского <…> Перечитал книгу и швырнул в сторону» (о «Бесах»). «Братьев Карамазовых» начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило» [18]. С началом правления Сталина и ужесточением политического режима в стране творчество Достоевского запретили. Выступая на первом всесоюзном съезде советских писателей, литературовед В.Б. Шкловский заявил, что «если бы сюда пришел Федор Михайлович, то мы могли бы его судить как наследники человечества, как люди, которые судят изменника, как люди, которые сегодня отвечают за будущее мира. Ф.М. Достоевского нельзя понять вне революции и нельзя понять иначе как изменника» [29].

Творчество Ф.М. Достоевского стало разрешено в начале 60–х гг. XX века. Вместе с ним в литературу вернулся целый ряд величайших художников: Бабель, Пильняк, Есенин, Куприн, Бунин, Сологуб и многие другие. В это же время стал разрешенным роман «Мастер и Маргарита» Булгакова. Это был период так называемой оттепели.

При изучении творчества Ф.М. Достоевского советские литературоведы (В.Б. Шкловский [45], М.С. Гус [5], Ю.Г. Кудрявцев [11] и др.) в своих исследованиях особо выделяли социальную проблематику его произведений, причисляя писателя к обличителям пороков буржуазной действительности. Религиозные искания Достоевского относили к его заблуждениям, и в связи с этим Достоевский объявлялся очень противоречивым писателем.

В школе Достоевский начал изучаться лишь в 70-е годы XX века. При интерпретации творчества писателя школа шла вслед за советским литературоведением. Анализ школьных программ 1983-1987 гг. показал, что текстуально в 9 классе изучался роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Его первые произведения: роман «Бедные люди» и роман «Униженные и оскорбленные» - предлагались девятиклассникам для дополнительного чтения. Перед изучением «Преступления и наказания» учителю необходимо было дать очерк жизни и творчества писателя, указать на сложный и противоречивый характер его творчества. Необходимо было показать гуманизм Достоевского и идеологическую борьбу вокруг наследия писателя. В качестве творческих знаний по литературе школьники должны были усвоить, что такое «Проблема противоречий в мировоззрении и творчестве писателя». В романе «Преступление и наказание», согласно советским школьным программам, прежде всего, необходимо было подчеркнуть «боль за человека как основу авторской позиции, а также суровую правду изображения безысходности и одиночества «маленького человека» в безжалостном мире эксплуатации и угнетения» [35. С. 45].

Те же тенденции можно обнаружить и в советских школьных учебниках. Так, в учебнике для 9 класса средней школы 1978 г. специальный раздел, посвященный Достоевскому, был написан М.А. Шнеерсон. В самом начале автор сразу же оговаривает, что «творческий путь Достоевского – путь исканий, нередко трагических заблуждений. Но как бы мы ни спорили с великим романистом, как бы ни расходились с ним во взглядах на некоторые жизненно важные вопросы, мы всегда ощущаем его неприятие несправедливо устроенного общества, его гуманизм, его страстную мечту о гармонической, светлой жизни» [10. С. 218].

Далее автор раздела дает почти всю творческую биографию писателя. Описывая перелом в мировоззрении Достоевского, М.А. Шнеерсон абсолютно точно передает суть идеи писателя, заключающейся в отходе к религиозному, народному началу как единственному пути спасения интеллигенции, утратившей связь с родной почвой, и отказе от революционного переустройства общества. Но эту идею она считает ошибочной: «Идея религиозного писателя не смогла приблизить общество к идеалу, который представляется писателю». [10. С. 224].

Анализируя роман «Идиот», автор учебника отмечает критику капиталистического общества, звучащую с потрясающей силой. Чистый, прекрасный человек, князь Мышкин, погибает в этом злом мире: «Гибель ”положительно прекрасного человека” является обвинением жестокому миру чистогана» [10. С. 227].

В «Братьях Карамазовых» Шнеерсон особо выделяет бунт против религии Ивана Карамазова, указывает, что даже Алешу Карамазова, страстного поборника религии, проникнутого духом христианской любви, смирения и всепрощения, терзают сомнения.

Касается исследовательница и буржуазной критики: «Мировая реакция объявляет его [Достоевского] христианским вероучителем, врагом социализма. Антикоммунисты игнорируют при этом социальные вопросы, столь остро поставленные Достоевским. Они видят на страницах его произведений лишь проповедь смирения и мысль о том, что только страданием можно искупить перед богом мировую вину Человечества» [10. С. 231]. Шнеерсон противопоставляет этому бунт Достоевского – бунт против мира, где «дите плачет».

В романе «Преступление и наказание» автор учебника выделяет, прежде всего, социальный аспект: мир нищих, угнетенных людей, который, как утверждает исследовательница, и толкает Раскольникова на преступление. М.А. Шнеерсон особо подчеркивает, что Достоевский пытается в своем произведении найти выход в религиозном смирении и нравственном самосовершенствовании, и идею эту в романе выражает Соня, которая этим противопоставлена Раскольникову. Шнеерсон отмечает, что Раскольников и Соня пробуждаются к новой жизни, но при этом оговаривает, что «проблема, над которой бился герой Достоевского (как освободить человека от страданий) оказалась не решенной» [10. С. 242]. Евангелие, о котором говорится на последней странице, по мнению автора учебника, якобы, абсолютно не нужно, но даже оно «не может заслонить от нас главного: мужества человека, сумевшего преодолеть невыносимую нравственную пытку, и животворную силу женской любящей души» [10. С. 243].

Подводя итог обзору творческого пути Ф.М. Достоевского, М.А. Шнеерсон делает вывод о том, что его творчество является крайне противоречивым, а исток трагических метаний писателя находит в отказе от единственно верного революционного пути, в повороте на ложный путь религии: «Достоевский скончался..., так и не найдя решения жгучих вопросов, над которыми он бился всю жизнь» [10. С. 230].

Очень интересной в плане трактовки творчества писателя советской школой представляется работа Л.Д. Волковой «Роман Ф.М. Достоевского ”Преступление и наказание” в школьном изучении» 1977 г. [2]. В начале своей работы автор обращает внимание, что в условиях борьбы двух идеологий: буржуазной и коммунистической — очень важное значение имеет подготовка старшеклассников к «правильному пониманию творчества Достоевского». Л.Д. Волкова подчеркивает, что Достоевский «отразил в своих произведениях трудный и сложный путь нашего народа к социалистической революции, ибо, говоря словами Ленина, ”если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях”» [2. С. 7]. Что же касается религиозного начала, которое Достоевский особо ценил в простом народе, то оно, по мнению Л.Д. Волковой, выражает «отсталые консервативные черты в мировоззрении русского народа», которые писатель идеализировал. [2. С. 24]. Выстраивая свою систему уроков по роману «Преступление и наказание», исследовательница делает акцент на социальной проблематике произведения — критике капиталистического общества, эксплуатирующего народ. Цель учителя, по мнению Волковой, донести до учащихся идею о том, что «мысль об убийстве старухи рождена несправедливым, жестоким устройством общества и желанием помочь людям» [2. С. 57], а теория Раскольникова о сверхсильных личностях также вытекает из моральных основ несправедливого общества. Последние два урока по творчеству Ф.М. Достоевского Л.Д. Волкова посвящает «правде» писателя. Исследовательница порицает Достоевского за проповеди смирения и всепрощения, которые явно шли вразрез с революционной идеологией, т.к. «нельзя прощать несправедливость капиталистического общества». [2. С. 132]. Причины настороженного отношения Достоевского к социализму Л.Д. Волкова находит в том, что «Достоевский не видел трудного вызревания идей социализма в России, ориентировался на патриархально-отсталые, религиозные черты народного сознания» [2. С. 132], а также не был знаком с идеями научного марксистского социализма. Исследовательница отмечает, что нельзя не чтить Достоевского за правду, рассказанную о страшном капиталистическом мире, но его религиозные идеи, поэтизацию кротости, очистительной силы страдания она относит к «достоевщине», против которой боролись еще Ленин и Горький.

В периодических изданиях советского времени творчеству Достоевского особого внимания не уделялось, и статьи, посвященные произведениям писателя, печатались достаточно редко. В 1979 г. в журнале «Литература в школе» №2 была опубликована статья Л.С. Айзермана «Наполеон Раскольникова и Наполеон Андрея Болконского» [1], в которой исследователь сравнивает восприятие Наполеона двумя этими героями. Для Болконского, по мнению Айзермана, Наполеон — это идеал, крушение которого он впоследствии переживает, Раскольников же берет у Наполеона право проливать чужую кровь по своему усмотрению, и это становится основополагающим в его идее: «Раскольников отвергает не идею, а себя как исполнителя. Он недостоин идеала» [1. С. 31]. Однако при этом об антирелигиозности теории Раскольникова, о потере им веры в Бога Айзерман ничего не говорит, а основную беду главного героя романа Достоевского исследователь находит в его индивидуализме и отхождении от коллектива. В 1980 г. в журнале «Литература в школе» №4 была опубликована программа факультативных курсов [33]. В них для дополнительного изучения предлагалось произведение «Белые ночи», при анализе которого необходимо было подчеркнуть «жизненную несостоятельность мечтателя». В этом же году в №6 вышеназванного журнала в рубрике «Обзоры и рецензии» была опубликована статья И. Шайтанова «Книги о русских классиках» [44], в которой автор анализировал книгу В. Кулешова «Жизнь и творчество Достоевского», при этом подчеркнув, что Ф.М. Достоевский — один из самых сложных и противоречивых писателей, «особенно для того, чтобы рассказать о нем старшеклассникам, в чью программу он был недавно включен» [44. С. 58].

Таким образом, творчество Ф.М. Достоевского в советском литературоведении и, как следствие, в советской школе интерпретировалось крайне искаженно. Его объявляли очень противоречивым писателем, а источник его противоречий и метаний находили в отказе от революционного пути и обращении к религии. Так же, как и Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского относили к категории писателей-реалистов, отразивших в своем творчестве отрицательные стороны капиталистического общества. Религиозные искания писателя объявлялись «достоевщиной», с которой необходимо было бороться.

Так же искаженно в советский период интерпретировалось творчество Л.Н. Толстого. При трактовке его произведений обязательно использовались статьи В.И. Ленина, посвященные данному писателю [13, 14, 15, 16]. Особо значимой являлась статья «Лев Толстой как зеркало революции» [17], которую изучали в 9 классе. В данной работе В.И. Ленин, подчеркнул, что Толстой не принял революцию, однако, будучи великим художником, хоть и невольно, но отразил некоторые из существенных сторон революции. Выделяя в творчестве Л. Толстого такие положительные черты, как «самый трезвый реализм, срывание всяческих масок» [17], Ленин очень негативно отозвался о религиозных исканиях писателя: «...проповедь одной из самых гнусных вещей, какие только есть на свете, именно: религии, стремление поставить на место попов по казенной должности попов по нравственному убеждению, то есть культивирование самой утонченной и потому особенно омерзительной поповщины» [17]. Называя творчество Л. Толстого крайне противоречивым, В.И. Ленин подчеркнул, что источник этих противоречий прежде всего в непонимании писателем рабочего движения и его роли в борьбе за социализм.

Данная статья В.И. Ленина явилась базовой для трактовки произведений Л.Н. Толстого. Советские литературоведы (С. Позойский [32], Т.Л. Мотылева [24] и др.) объявляли религиозные искания писателя самой слабой стороной его творчества, называли их «толстовщиной» и призывали активно бороться с западной реакцией, которая находила в религиозных идеях Л. Толстого глубокий смысл. Особое значение советское литературоведение придавало отлучению Л.Н. Толстого от церкви, буквально культивируя данный факт и подчеркивая, что в разоблачении церкви, в отрицании ее догматов и чудес Толстой явился «нашим великим союзником» [32. С. 154].

В школе в 9 классе текстуально изучался роман Л.Н. Толстого «Война и мир». Как указывается в советских школьных программах, давая обзор творчества писателя, учителю необходимо было указать на противоречивое мировоззрение Л. Толстого, на критику им буржуазного господства и церкви. Опираться при этом следовало на позднее творчество писателя, в частности, на роман «Воскресение», который предлагался в 9 классе для внеклассного чтения.

Те же тенденции отражает и советский учебник для 9 класса 1978 г., в котором специальный раздел, посвященный творчеству Л.Н. Толстого, был написан М.Г. Качуриным. Автор учебника, характеризуя идейные искания Л. Толстого и его противоречивое мировоззрение, указал на верность изображения им недостатков буржуазного общества, понимание тяжелой жизни крестьянства. «Но единственным путем переустройства общества Толстой считал не революционное насилие, а нравственное совершенствование людей» [10. С. 254] – именно в этом, как утверждается в советском учебнике, состояла суть противоречивых взглядов Л. Толстого, и школьники обязательно должны были об этом помнить. Анализируя роман «Воскресение», М.Г. Качурин подчеркнул в нем путь духовного обновления князя Нехлюдова, разоблачение социальных пороков, критику церкви, наличие социальных контрастов. Однако христианская идея всепрощения, которую подсказывает Нехлюдову Евангелие, М.Г. Качуриным отрицается: «Кого прощать? Топорова? Барона Кригсмута? Князя Корчагина? Разве жертвы так же виноваты, как и палачи? И разве смирениие когда-нибудь спасало угнетенных? Подобные вопросы возникают, когда закрываешь последнюю страницу романа, в котором с особенной ясностью сказались противоречия, свойственные мировоззрению и творчества великого художника» [10. С. 275].

Таким образом, советские школьные учебники интерпретировали творчество Л.Н. Толстого в духе коммунистической идеологии

Методическая литература, призванная помочь учителю, давала подобную трактовку творчества писателя, что особенно ярко отразилось в книге «Л.Н. Толстой. Сборник статей. Пособие для учителя» 1955 г. Так, Н.К. Гудзий в статье «Жизненный и творческий путь Толстого» [4] подчеркнул борьбу писателя против капиталистического общества, но осудил его за религиозные искания. А.А. Озеров, анализируя роман «Воскресение» [27], обратил внимание на обличительный пафос произведения, но при этом указал, что группа политических заключенных-революционеров была изображена крайне односторонне, так как Толстого привлекали только те революционеры, которые были готовы к самопожертвованию, не стремились к насилию. Т.Л. Мотылева в статье «О мировом значении Л.Н. Толстого» [24] подчеркнула, что «буржуазные литературные фальсификаторы не раз пытались выдвинуть как главное в Толстом — его религиозно-моральную доктрину» [24. С. 422]. Подлинное же в творчестве писателя исследовательница нашла в протесте против капиталистического гнета, в обличении империализма. А религиозная философия Л. Толстого, по мнению Т.Л. Мотылевой, отражает лишь отсталые народные черты.

Авторы многих статей данного пособия осудили Л. Толстого за идеи непротивления злу насилие и самопожертвования, ссылаясь при этом на В.И. Ленина, который утверждал, что «Толстой смешон, как пророк, открывший новые рецепты спасения человечества» [17].

Журнал «Литература в школе» советского периода довольно часто обращался к творчеству Л.Н. Толстого. В основном все статьи были посвящены роману «Война и мир»: мысли народной, теме патриотизма, теме частного человека и истории. Так, Н.В. Чистякова в статье «Роман ”Война и мир” и десятиклассники» (Литература в школе — 1966 — №3) [43] подчеркнула принципиальное отличие мировоззрения Л. Толстого от советских аксиологических установок: «Коммунистическое представление о добре во многом иное, чем у Л. Толстого, для которого источники идеала не только в народе, но и в боге. Но помимо различий, о которых мы не должны забывать, есть и общечеловеческая основа» [43. С. 47]. В журнале «Литература в школе» №1 1979 г. в рубрике «По страницам журналов» специально указывался журнал «Наука и религия» №9, в котором среди материалов, опубликованных к юбилею Л. Толстого, была статья Г. Петровой «Отлучение» [30]. В ней исследовательница, используя архивные материалы, подробно описала, как велась подготовка к отлучению Льва Толстого от церкви.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что в советский период творчество Л.Н. Толстого интерпретировалось крайне искаженно. Религиозные искания писателя объявлялись «толстовщиной», с которой необходимо было бороться. Л.Н. Толстого объявляли писателем-реалистом, обличающим капиталистический строй и особо подчеркивали его отлучение от церкви.

Из литературы XX века в школе изучались только советские произведения. Данный раздел так и назывался «Советская литература», которой в СССР придавалось особое значение: «Советская литература и искусство, проникнутые оптимизмом и жизнеутверждающими коммунистическими идеями, играют большую идейно-воспитательную роль, развивают в советском человеке качества строителя нового мира» [12. С. 3].

В данном разделе давалось очень много произведений, посвященных В.И. Ленину (М.П. Прилежаева «Жизнь Ленина», А.Т. Тврдовский «Ленин и печник», М.В. Исаковский «Дума о Ленине» и др.). Изучалось творчество А.А. Фадеева, В.П. Катаева, М. Горького, А.П. Гайдара, М. Шолохова и других советских писателей.

В 10 классе советская литература преподавалась весь год. По ленинской периодизации этот этап именовался литературой третьего периода русского освободительного движения. Особо внимательно изучалась пролетарская литература (М. Горький, А. Серафимович, Д.Бедный, Ф.Шкулев).

М. Горький характеризовался как «новый тип писателя, рожденный революционной эпохой» [34. С. 52], а также как «основоположник литературы социалистического реализма» [12. С. 29]. На изучение его творчества выделялось 12 часов. Особо было необходимо подчеркнуть, что Горький являлся пролетарским писателем, борцом за коммунистические идеалы. Так, в работе, посвященной подведению итогов 1936-1937 учебного года, преподаватель одной из Ленинградских школ был подвержен суровой критике за то, что в предложенном им вопроснике по разбору творчества М. Горького якобы не было «стремления показать величие Горького как гениального художника слова, беззаветного друга трудящихся, борца за победу коммунизма» [38. С. 53].

В ранних произведениях М. Горького («Старуха Изергиль» и др.) акцентировался призыв к революционной борьбе. В поэме «На дне» делался упор на острой критике действительности. «Разоблачение и критику буржуазной действительности» находили и в пьесе «Мещане» [12. С. 29]. В романе «Мать» подчеркивалось «изображение роста революционного сознания народных масс, проблема духовного обновления, роста и идейной сознательности человека в революционной борьбе, нравственному облику революционеров» [34. С. 53]. Также особо изучался очерк М. Горького «В.И. Ленин». Ничего не говорилось о «Несвоевременных мыслях» писателя.

Из поэтов Серебряного века преподавалось лишь творчество А. Блока. Причем не изучались его ранние стихи из цикла «О Прекрасной даме», связанные с религиозной философией В. Соловьева. Давалась лирика, связанная с темой Родины, с болью и тревогой за судьбу России» [34. С. 54] («Фабрика», «Россия», «На железной дороге» и др.). Внимательно изучалась поэма «Двенадцать» - «первая поэма об Октябре в советской литературе» [34. С. 54].

При изучении советской литературы 20-х годов рассматривались следующие произведения: П. Тычина «На Майдане», «Ой упал боец с коня»; Я. Колас «К труду», «Клич»; С. Стальский «Погибни, старый мертвый мир». Особо подчеркивалась «забота коммунистической партии о советской литературе» [12. С. 29].

При разборе творчества В. Маяковского особо выделялась «резкая критика устоев капиталистического общества в дореволюционном творчестве поэта» [12. С. 29], а также «влияние Великой Октябрьской революции на идейный и творческий рост Маяковского» [12. С. 30], подробно анализировалась поэма «Владимир Ильич Ленин».

При изучении творчества М. Шолохова не затрагивался роман «Тихий Дон», но очень подробно разбиралась «Поднятая целина» как выдающееся произведение социалистического реализма, в котором подчеркивалось «изображение классовой борьбы в деревне в годы коллективизации сельского хозяйства. Руководящая роль Коммунистической партии в воспитании у крестьянских масс социалистического сознания. <...> Разоблачение врагов советского народа» [12. С. 30].

Не преподавалось наследие писателей–эмигрантов (И.А. Бунина, А.И. Куприна, И. Шмелева, Б. Зайцева). Не было известно творчество М. Булгакова, А. Солженицына, В. Шаламова, И. Бродского.

Зато при обзоре советской литературы 50-80–х гг. ХХ в. особо акцентировалась ленинская тема, а также книги Брежнева «Целина», «Воспоминания» - «обобщение гигантского опыта партии и народа, правдивый рассказ о героических подвигах советских людей» [34. С. 59].

В конце данного раздела особо подчеркивалось «коренное отличие советской литературы от реакционной буржуазной литературы капиталистических стран» [12. С. 31], а также место советской литературы в борьбе за мир, демократию, социализм и ее влияние на прогрессивную буржуазную литературу.

Таким образом, советская идеология и воспитательные задачи, стоящие перед предметом «Литература», диктовали составителям школьных программ необходимость тщательного отбора произведений тех писателей, чье творчество удовлетворяло требованиям идеологической борьбы. Советское литературоведение видело основную ценность творчества русских классиков в критическом пафосе их произведений. Ни о каких религиозных традициях, православном характере русской литературы не могло быть и речи. О христианских мотивах в творчестве писателей ничего не говорилось, их религиозные искания объявлялись ошибочными. Все это приводило к искаженной интерпретации многих произведений, а также к игнорированию творчества ряда выдающихся русских литераторов.

Библиография:

1. Айзерман, Л. С. Наполеон Раскольникова и Наполеон Андрея Болконского / Л. С. Айзерман // Литература в школе — 1979 — №2.

2. Волкова, Л. Д. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» в школьном изучении / Л. Д. Волкова. – Л.: Просвещение, 1977.

3. Голубков, В. В., Рыбникова, М. А. Изучение литературы в школе II ступени. Методика чтения /В. В. Голубков, М. А. Рыбникова. - М., 1929 //

4. Гудзий, Н. К. Жизненный и творческий путь Толстого / Н. К. Гудзий // Л.Н. Толстой. Сборник статей. Пособие для учителя. М., 1955.

5. Гус, М. С. Идеи и образы Ф.М. Достоевского / М. С. Гус. – М., 1962.

6. Данилов, Г., Дегтяревский, И., Нейман, Б., Пальмбах, А. Литературная речь: Работа над художественным словом. Рабочая хрестоматия для КОМвузов, совпартшкол и самообразования / Г. Данилов, И. Дегтяревский, Б. Нейман, А. Пальмбах. - М.: Работник Просвещения, 1928 //

7. Елеонская, А. С. Куликовская битва и русская литература / А. С. Елеонская // Литература в школе — 1980 — № 4.

8. За идейность и научность преподавания – против субъективизма // Литература в школе. – 1966. – № 1.

9. Идеологический характер труда учителя // Литература в школе. – 1979. – № 4.

10. Качурин, М. Г., Мотольская, Д. К., Шнеерсон, М. А. Русская литература. Учебник для 9 класса средней школы / М. Г. Качурин, Д. К. Мотольская, М. А. Шнеерсон. – М.: Просвещение, 1978.

11. Кудрявцев, Ю. Г. Бунт или религия. О мировоззрении Ф.М. Достоевского / Ю. Г. Кудрявцев. – М.: Издательство МГУ, 1969.

12. Лебедева, И. А. Литература. Контрольные задания (с программой на 125 часов и методическими указаниями) для учащихся заочных средних специальных учебных заведений на базе 8 классов средней школы. Издание 2-е. / И. А. Лебедева. - М.: Высшая школа, 1971 //

13. Ленин, В. И. Л.Н. Толстой / В. И. Ленин //

14. Ленин, В. И. Л.Н. Толстой и его эпоха / В. И. Ленин //

15. Ленин, В. И. Л.Н. Толстой и современное рабочее движение / В.И. Ленин //

16. Ленин, В. И. Толстой и пролетарская борьба / В. И. Ленин //

17. Ленин, В. И. Лев Толстой как зеркало революции / В. И. Ленин //

18. Ленин, В. И. О Достоевском / В. И. Ленин //

19. Ленин. В. И. О национальной гордости великороссов / В. И. Ленин //

20. Ленин, В. И. Памяти Герцена /В. И. Ленин //

21. Ленин, В. И. Партийная организация и партийная литература / В.И. Ленин //

22. Машинский, С. И. Художественный мир Гоголя: Пособие для учителей / С. И. Машинский. – М.: Просвещение, 1979.

23. Мотылева, Т. Л. О мировом значении Л.Н. Толстого / Т. Л. Мотылева - М., 1957.

24. Мотылева, Т. Л. О мировом значении Л.Н. Толстого / Т. Л. Мотылева // Л.Н. Толстой. Сборник статей. Пособие для учителя. М., 1955.

25. На пути к коммунизму // Литература в школе. – 1966. – № 3.

26. Нестурх, Я. Г. Первая тема в курсе VIII класса / Я. Г. Нестурх // Литература в школе — 1966 — №3.

27. Озеров, А. А. Роман «Воскресение» / А. А. Озеров // Л.Н. Толстой. Сборник статей. Пособие для учителя. М., 1955.

28. Осьмаков, Н. В. Родина. Народ. Революция. Этапы развития русской революционной поэзии второй половины XIX — начала ХХ века. Пособие для учителей / Н. В. Осьмаков. - М.: Просвещение. 1977 //

29. Первый всесоюзный съезд советских писателей 1934. Стенографический отчет. - М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1934 //

30. Петрова, Г. Отлучение / Г. Петрова // Литература в школе — 1979 — №1.

31. Плучек, В. Зачем мы играем Ревизора / В. Плучек // Литература в школе — 1979 — №1.

32. Позойский, С. К истории отлучения Л. Толстого от церкви / С. Позойский. – М.: Советская Россия, 1979.

33. Программа факультативных курсов // Литература в школе — 1980 — №4.

34. Программы средней общеобразовательной школы. Литература 4-10 классы. – М.: Просвещение, 1983.

35. Программы средней общеобразовательной школы. Литература 4-10 классы. – М.: Просвещение, 1984.

36. Программы средней общеобразовательной школы. Литература 4-10 классы. – М.: Просвещение, 1987.

37. Русская литература. Учебник для восьмого класса средней школы // Под редакцией Н.И. Громова. – М.: Просвещение, 1977.

38. Русский язык и художественная литература в неполной средней и средней школе. Итоги 1936/1937 учебного года. - М.: НАРКОМПРОС РСФСР, 1937 //

39. Рыбникова, М. А. Русская литература. Вопросник по русской литературе для занятий 7, 8 и 9 групп школ 2-ой ступени и для педтехникумов / М. А. Рыбникова. - М: Кооперативное издательство «Мир», 1928 //

40. Степанов, Н. Л. Гоголь Н.В. Творческий путь / Н. Л. Степанов. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1955.

41. Стражев, В. И. Н.В. Гоголь. Добавление к учебнику ”Русская литература для 8-го класса средней школы”/ В. И. Стражев. - М., 1951.

42. Флоринский, С. М. Русская литература: Учебное пособие для средней школы / С. М. Флоринский. – М.: Просвещение, 1970.

43. Чистякова, Н. В. Роман ”Война и мир” и десятиклассники / Н. В. Чистякова // Литература в школе — 1966 — №3.

44. Шайтанов, И. Книги о русских классиках / И. Шайтанов // Литература в школе — 1980 — №6.

45. Шкловский, В. Б. За и против. Заметки о Достоевском / В.Б. Шкловский. – М.: Советский писатель, 1957.