А.А. Тиховодов - Проблема возрождения человека в публицистике Л. Толстого и М. Горького

Источник: Тиховодов А.А. Проблема возрождения человека в публицистике Л. Толстого и М. Горького // Горьковские чтения, 1974. Горький, 1975.

На переломе двух веков Толстой и Горький признали русский народ способным преобразовать всю жизнь страны на демократических началах. Писатели, каждый по-своему, увидели светлые перспективы народно-освободительной борьбы, которая раскрепостит сознание миллионов, поможет им практически осуществить великое единение людей и достигнуть всеобщего человеческого счастья на земле.

В борьбе за гармоническое развитие общества и личности Толстой и Горький как художники и публицисты были солидарны, считая основой национального возрождение как решительные перемены в социальных устоях, так и личные усилия самого человека стать чище, душевней, ответственней за свою «человеческую должность». В то же время великие писатели разошлись в анализе и оценке исторических событий и роли в них личности. Это особенно резко выступило в их публицистике.

Л. Толстой не видел в буржуазном прогрессе человечности и гармонии, обогащающих духовно здоровую личность. Он, как и Руссо, противопоставлял цивилизации естественное развитие человека, идеальная сущность которого таится только в ребенке и подростке, искажаясь затем многими обстоятельствами. Духовные сокровища детства, по его мнению, можно сохранить лишь равномерным физическим и умственным развитием через непринужденный труд, без ускорений и односторонности. Поэтому «свободное воспитание» детей казалось гуманисту-педагогу неоценимым, хотя и отвергалось многими его современниками как игра в демократизм.

[С.34]Толстой был искренен и тогда, когда хотел не только сохранить чистоту раннего возраста человека, но и выпрямить его искаженное развитие. Главным писатель считал осознание человеком себя как частицы великой «роевой» силы. Тогда его душу можно возродить даже в зрелом возрасте добрым словом, советом и здоровым окружением, если душа еще не мертва.

Земледельческий народ, по мнению Толстого, универсально одарен, в большинстве своем бескорыстен и трудолюбив. Считая труд первоосновой жизни, он постоянно стремится оградить потомство от праздности и развращения, от равнодушия к родной природе и поэзии земли.

Все уродства в народе, как полагает Толстой, происходят только от бесправия и безземелия. Буржуазное хищничество делает жизнь трудовых масс невыносимой. А историческая роль их все возрастает по мере деградации «верхов». «Все готово,— говорит Толстой, — для перехода от одного состояния в другое, нужен только тот толчок, который совершит изменение. Общественное сознание уже отрицает прежнюю форму жизни и давно готово на усвоение новой»¹. Защищать самодержавие могут только буржуа, безумцы и «оборыши человечества». Нужен иной строй, без насилий и грабежей, без «паразнтов жизни» и хищников, без нищеты и развращающей роскоши.

Именно к таким выводам, приходит писатель в своих статьях «Так что же нам делать?», «О переписи в Москве», «О голоде», «О существующем строе», «Исповедь», «Не могу молчать!», в открытых письмах к русским царям (1862—1902). Л. Толстой ясно ощущает всенародный гнев, который нарастает неуклонно и грозит «верхам» беспощадной расправой за все злодеяния. «Рабочая революция, — говорит писатель, — с ужасами разрушений и убийств не только грозит нам, но мы на ней живем уже лет 30 и только пока, кое-как, разными хитростями, на время отсрочиваем ее взрыв» (25, 394).

Указывая на неизбежность скорых перемен в обществе, великий писатель мучительно ищет пути к новым человеческим отношениям. Они лежат прежде всего в глубоком уважении каждого к трудовой деятельности людей [С.35] на благо народа, в признании великой силы добра а человеке, в заботе о нем коллектива, в создании могучего и гуманного общественного мнения.

Однако, ратуя за возрождение гуманизма в человеке и массе, Толстой-публицист отрицает всякое насилие людей над людьми. Он признает лишь всеобщий закон любви и противопоставляет его закону насилия, в какой бы форме последний ни проявлялся. Насилие всегда пагубно, так как ведет к господству меньшинства над большинством и поэтому чуждо трудовому народу. Он не может и не желает господствовать, он хочет только равенства всех живущих трудом. Задача всех честных людей — внушить каждому человеку идею своего духовного совершенствования как основу возрождения общества. « Человеческая жизнь — пишет Л. Толстой в статье «Закон насилия и закон любви», — в своей совокупности двигается и не может не придвигаться к тому вечному идеалу совершенства только приближением каждого отдельного человека к своему личному, такому же безграничному совершенству» (37, 205).

Принимая человека во всей его «текучести», Толстой не признает в труженике той бурно растущей активности и сознательности, осмысленного протеста против барства и хищничества, которые поэтизировал молодой Горький. Настоящий человек из народа, по мнению Толстого, лишен нередко «чувства меры», много мудрствует и преувеличивает, хотя и с гуманной целью. «Ума вашего не понимаю, — говорил Толстой Горькому, — очень запутанный ум, а вот сердце у вас умное...»².

Но и в отрицании активной борьбы, и в недооценке разума пробуждающихся масс Л. Н. Толстой был непоследователен, и Горький хорошо понял это, оценивая роман «Воскресение». Укажем и на другие факты: защита революционеров-первомартовцев, призывы к отказу служить в царской армии, защита протестантов, отказавшихся от церковных обрядов, и лучших людей из «верхов», перешедших «из князей в крестьяне», и др.

Нередко противореча самому себе, великий писатель активно обличал реакционный режим России, «не мог молчать», «не мог не писать», защищая и по существу [С.36] оправдывая растущий гнев «рабочего люда». Ведь он все резче выступал, как «человек, отрицающий и осуждающий весь существующий порядок и власть и прямо заявляющий об этом» (76, 32). Однако в силу личных противоречий и сложности предреволюционной эпохи Толстой не смог понять особой роли революционного меньшинства в России, роли пролетариата.

Горький-публицист эпохи революции пошел гораздо дальше Толстого в понимании рабочего класса и его партии, закона насилия и закона любви, так как глубоко познал революционную теорию В. И. Ленина. Толстовский идеал человека и будущего общества в крестьянстве пролетарский писатель не принимал. Он видел подлинное возрождение человека и массы в революционной ломке социальных устоев, в победе рабочего класса под руководством его партии. Образцом «беспокойного человека», способного увлечь бесправных людей к новой жизни, стал для него не патриархальный крестьянин-собственник, а революционер-пролетарий. При этом Горький иногда недооценивал толстовский взгляд на возрождение крестьянства³. О своих ошибках он скажет позднее (17, 25—30).

Уже романтический герой его раннего творчества непримирим к «паразитам жизни» как незаконно живущим на земле. На пути «к свободе, свету» он хочет разорвать мрак бытия даже ценой собственной жизни. Смысл ее — «безумство храбрых». Романтическую устремленность молодой Горький переносит и в свою публицистику. Она также претерпела эволюцию (от фельетона и репортажа Иегудиила Хламиды до философских и политических статей М. Горького). Наши литературоведы справедливо утверждают, что А. Пешков уже в «Самарской газете» и «Нижегородском листке» идет от категорического отрицания действительности к трезвому анализу ее, находя в ней не только «свинцовые мерзости», но и деяния светлого разума и чуткого сердца^4.

[С.37] Усваивая лучшие традиции публицистики Короленко и Толстого, Горький позднее глубоко исследует революционную борьбу сормовичей, ряд необычных судеб русских людей и среди них — «живую жизнь» национального гения Толстого, в котором отразились титанические возможности духовного возрождения народа и человека.

Романтика пролетарского писателя обогатила все его творчество, полное контрастов, социальной остроты, выражающей непримиримость двух миров, двух идеологий.

Для Буревестника революции дорог Человек с большой буквы, сильный духом, с «солнцем в крови». Такая личность и в прошлом и в настоящем стремилась только «вперед и выше». Она пролагала путь в прекрасное⁵. Без подвига, без добрых дел жизнь подобна пустоцвету. Отсюда призывы молодого Горького: «Укрепите в жизни память о себе, если вы горды и оскорблены вашей подчиненностью тайным задачам времени», так как «от человека остаются только одни дела его» (2, 428).

Солидарный с Толстым в вопросе о вечном беспокойстве человека-деятеля, пролетарский публицист выдвигает идею активной ответственности личности перед прошедшим и грядущим; «Пусть будет ясное сознание и стыд за прошлое. Пусть отвращение к настоящему будет беспокойной острой болью и жажда будущего — страстным мучением» (2, 430).

Возрожденному человеку нужно много знать, постоянно думать над судьбами других, над своей ближайшей и перспективной задачей. Его как завтрашнего хозяина жизни должно волновать многообразие мира, общество и природа, наука и культура во всем их богатстве и таинстве. И только неуклонное духовное развитие личности поможет ей оценить всю красоту мироздания, войти самой в сферу творчества и созидания.

В формировании и возрождении человека, художника по натуре, устремленного к прекрасному. Толстой и Горький придавали громадное значение искусству. В целом ряде статей о судьбах пореформенного искусства, в письмах и дневниках, а особенно в трактате «Что такое искусство?» (1898) Л. Толстой показал, что в «верхах» исчезает здоровое, социальное и нравственное, отношение [С.38] к человеческой сущности. Она искажается особенно в наплыве декадентства, претендующего на новое слово в поэзии, но чуждого широкому читателю. Подлинное искусство, которое может возродить людей духовно, всегда выражает новые идеи и чувства, дорогие народу и понятные ему, всегда нацеливает человека на прекрасные дела и порывы души, очеловечивает его.

Конечно, Л. Толстой очень субъективно трактует искусство «верхов», включая нередко в него и выдающиеся творения, вовсе не чуждые пробуждающемуся сознанию народа, но эти крайности вполне объяснимы и закономерны.

М. Горький спустя десятилетие в статье «Разрушение личности» по-новому подходит к настоящему искусству как фактору возрождения человека и массы. Разделяя с Толстым оценку декадентства и «заразительной» силы подлинного искусства, пролетарский писатель не связывает мировые шедевры с идеологией «верхов»: ведь все они созданы «при молчаливой помощи народа» и далеки от модных поделок. Да и само восприятие великих творений в эпоху революции меняется: они становятся доступней ему.

Шедевры искусства, обличая «до корня» «властвующие классы, живущие развращенной жизнью», как говорил Толстой (30, 173-179), все больше, по мнению Горького, возрождают и увеличивают творческую энергию борющихся масс, сплачивают их в непобедимый коллектив, в творцов своей судьбы. Но для реального и полного раскрепощения сознания и души людей необходим революционный переворот в их общественной жизни, чтобы не единицы, а миллионы могли думать «не о хлебе едином». И тут пролетарский писатель расходился с «великим испытателем земли» Львом Толстым.

Идеалы М. Горького — в революционном развитии сознания рабочего класса, человека-борца, которому «ничто человеческое не чуждо», в том числе и слабости, и умение их преодолевать, быть строгим к себе и другим. Именно такая личность была дорога Буревестнику революции.

М. Горький, решительно вступив в бой с мещанством как враждебной всякому возрождению силой, не ослабил борьбы с ним До конца своей жизни. Начиная с первых опытов публициста и углубляя их в «Разрушении личности», он не переставал обличать это губительное явление. Бескомпромиссную борьбу с мещанством в лю-[С.38]бой его форме Горький считал равной активному протесту против открытого бесправия и произвола, радуясь тому, что равнодушие к пошлой жизни исчезает в самых «низах» общества, что в народе уже «рождается идея и как раз та, которая может духовно выпрямить его, именно: идея активного отношения к жизни, к людям, к природе» (24, 126).

Мысли о возрождении человека и массы как активных участников социальных событий углубляются в предреволюционный и советский период творчества Горького, когда он становится ведущей фигурой социалистической литературы, намечает магистрали ее развития⁶.

Во всех произведениях Горького все отчетливей и глубже отражалась ленинская идея о новых человеческих отношениях, новой культуре, новом, свободном искусстве, в котором происходит слияние опыта прошлого с опытом настоящего на основе последнего слова революционной мысли. Оно дорого и близко миллионам, «цвету страны». Таково и наследие Горького.

Роль Толстого и Горького как публицистов, решавших проблему возрождения человека в эпоху русской революции, трудно переоценить. «Естественный человек» в публицистике Толстого живет мыслью: «Не для одного меня моя жизнь». Совершенствуясь духовно в постоянном беспокойстве за судьбы людей, он не мельчает даже в условиях бесправия, жаждет познать свою «человеческую должность». Человек Горького — это активный борец за революционное преобразование земли. Он взял на себя впервые в истории великую роль — возродить по законам красоты весь мир и самого себя. Возрождая в революции человеческую сущность, ущемляемую столетиями, новый человек ощутил в себе титанические силы: он и «горы сроет и реки вспять пустит».

Толстому и Горькому присущ глубокий историзм, правдивый показ человека своей эпохи со всеми противоречиями и жаждой обновления, с конкретной оценкой прошлого и настоящего, устремленностью в будущее. Постоянное обращение писателей к памяти современников, к «деяниям» царей и правителей, к шпицрутенам и рас-[С.34]стрелам, к позору Ходынки и 9 Января — было действенным стимулом массового возрождения людей.

Оно может совершиться, как показали Толстой и Горький, лишь при совместных усилиях коллектива и личности. При этом, естественно, Горький делает упор на развитие социального, классового сознания человека, Толстой — на совершенствовании его души.

Открытия великих писателей стали прекрасной традицией советских литераторов, таких, как Шолохов, Леонов, Эренбург, А. Толстой. Федин, Симонов и целый ряд других. Публицистика, проникая в их творчество, делает читателя активным борцом за воспитание нового человека-деятеля, мыслителя и труженика-практика, разумную и духовно богатую личность. Наши лучшие писатели повседневно осуществляют великую задачу партии и государства — «нравственное обеспечение коммунизма».

Коллектив и личность в наше время, как справедливо утверждают многие философы и социологи, испытывают возрастающую потребность в живой, разумной и духовно полноценной среде, в культурном единении. Непримиримость к бездуховности в современной жизни — задача первостепенная и неотложная. «Даже самая передовая идеология,— говорит наша партия,— становится реальной силой только тогда, когда, овладевая массами, она побуждает их к активной деятельности»⁷.

В условиях подлинного возрождения советского человека остается всегда современным публицистическое наследие Л. Толстого и Горького.